0
Сразу за воротами нашего дачного кооператива начинается поле, когда-то колхозное, а до того монастырское. Давно заброшенное, по краям уже зарастающее березками и ольхами, оно каждый раз немного разное, от года к году и от выходных к выходным. Обычно мы проходим его минут за десять, направляясь к дальнему лесу.
Справа от тропинки болотистое "блюдце", зарастающее кустами, а слева - небольшое возвышение, почти незаметный бугорок. В кустах живет "дежурный" коростель. Утром и вечером он отправляется из кустов на бугорок, пересекая тропинку, чтобы исполнить свой сольный концерт - "крэкс-крэкс, крэкс-крэкс!". Знаком я с ним, или, точнее с ним и с его предками, уже лет двадцать пять, но до прошлой недели не видел ни разу.
Моджахед несется впереди меня, мелькают мощные лапы, на длинно купированном коричневом хвосте светится "фонарик" - белый кончик, специально оставленный ветеринаром, это у спаниелей признак породности. Я любуюсь его размашистым бегом, он худ, но мышцы уже переливаются под шкурой кофейного цвета с сединой.
Моджахед - русский спаниель. Много лет прошло с тех пор, когда выводил я его на ринг, а эксперты - и Виктор Т., и Маргарита С. - его помнят и почему-то улыбаются. Помнят не из-за призовых мест. Наоборот, места были у нас последние: Маджик был переростком. На лишний сантиметр судьи иногда закрывают глаза, но тут уж всё было слишком явно: был он раза в полтора крупнее обычного русского спаниеля. И хоть в остальном он был неплох, даже красив, но... стандарт есть стандарт.
В поле же я не видел никого подобного по качеству челнока. Так называется манера поиска, когда собака, по выражению Тургенева, "метет направо и налево" перед охотником, плотно прочесывая поле. Спаниель к тому же, в отличие от легавой, должен не убегать далеко, оставаясь всегда в пределах выстрела. Для этого пёс должен постоянно, краем глаза, следить за хозяином, поддерживать контакт. Моджахед так и делал. Он никогда не отходил далеко от меня, и старался не отпускать и моих спутников: когда мы всей семьёй ходили за грибами, он постоянно носился между нами, в качестве связного.
Такой правильный, плотный челнок очень полезен, чтобы не пропускать дичь. И не думайте, что подмосковные поля совсем пусты. Бессобачный охотник даже представить себе не может, сколько вокруг нас всякой живности. Вы можете гулять по дорожке в городском парке, не зная, что за лужей, в пяти метрах, в пожухлой крапиве лежит здоровенный русак, а в заболоченных кустах притаился пролётный вальдшнеп. Вот поэтому только охотник с собакой является действительно охотником, без собаки же он даже не половина.
Значит, был Моджахед идеальной охотничьей собакой? Ну... почти. Был у него один маленький недостаток. Совсем незначительный. Его не интересовала пернатая дичь. То есть вообще. Какой-то дефект чутья? Бывают же люди без обоняния. У Маджика-то обоняние точно было, и неплохое, но вот почему-то не на птицу.
Чего же он искал-то тогда в полях и лесу? Трудно сказать. Может быть, просто наслаждался запахами, как эстет-созерцатель. Но скорее он был охотником с собственными предпочтениями. Любил покопать мышек, облаять ежа, если попадался заяц - тут уж он забывал и про дистанцию, гнал с голосом, что твоя гончая. А птички... нет. Не любил.
А ещё он не подавал. Ни дичь, ни мячик. Считал это ниже своего достоинства. Даже брошенные палочки, хотя и приносил, но не отдавал, а играл "в перетягивание каната". А так как был он псом сильным и тяжелым - отобрать было невозможно, он уносил палочку в кусты, прятал там и ещё задирал на неё ногу.
Я пытался приохотить его к прямому, так сказать, предназначению спаниеля - но ни живая, ни битая дичь так и не вызвали в нём ни малейшего интереса. Я засовывал стреляных болотных курочек ему в пасть - он безразлично глядел в пространство, челюсть безвольно отвисала, и обслюнявленная птичка падала на землю. После тяги он послушно бродил по кустам, куда упал чисто битый вальдшнеп, но мог на него даже наступить, не сделав и попытки подобрать или хотя бы отметить.
То есть для охоты мой пёс был совершенно бесполезен. Да, вот так тоже бывает. Урождаются такие во всех породах - бесчутые легавые, безголосые гончие, добродушные алабаи. По-моему, отклонения в экстерьере всегда сигнализируют, что у собаки что-то не то и с рабочими качествами - не все так думают, но я думаю так.
Естественный вопрос - так зачем же я его держал? Ну... а куда его девать? У серьёзного заводчика в старые времена судьба его была бы короткой и трагичной, да и сейчас правильный охотник, а тем паче деревенский, нашёл бы способ избавиться: а у меня он жил, в качестве компаньона. Назовем так. И на охоту я с ним ездил - как с приятелем-неохотником.
Стрелял я из-под него и зайцев, немного. Ну не будешь же специально охотиться на ушастых со спаниелем. Охота на зайцев должна быть красивой, мы же не из-за килограмма тощей зайчатины на неё ходим, а послушать голоса гончих. Так что когда случалось съездить специально на зайчика, Моджахед оставался дома.
С первой своей охоты я люблю стрельбу по бекасам - но приходилось охотиться, как раньше, "самотопом". Внешне это выглядело как охота с собакой, Маджик носился передо мной челноком, бекасы взлетали, я стрелял (в основном, как полагается на этой охоте, мазал), но никакого отношения к собаке эта забава не имела, он не обращал ни на живых, ни на битых никакого внимания.
Правда, не совсем так уж всё было плохо. Был у него на портрете светлый штрих. Он всё-таки доставал утку и гуся с воды. Не подавал в руки, а просто клал на берегу. Причём делал это надёжно, как-то знал, куда упала подраненная утка, даже в темноте, когда зорька кончается и стреляешь по неясному силуэту на фоне темно-серого неба. Даже всплеска не слышно, а он бесшумно спускается с берега и исчезает в темноте - чтобы появиться минут через двадцать с уткой. Положит на берег, отряхнётся - и всё, больше её в зубы не возьмет, проси - не проси.
Девять лет прожили мы с ним душа в душу, где только не побывали - и у Белого, и у Черного моря, но однажды он приболел. Дело было далеко от дома, дорога назад была длинной, и в Москву он приехал совсем плохой. У него раздуло живот, и было ему явно очень нехорошо. Но я никак не ожидал, что, выслушав его, терапевт-ветеринар скажет: "ну вы же взрослый человек".
Сердечная недостаточность. Сердце не может нормально прокачивать кровь, в животе скапливается плазма крови, сдавливает внутренние органы, и сердце работает ещё хуже. Порочный круг. У собак это означает, что надо усыплять - живут они с этим месяца два-три, не больше, в отличие от людей. Но как же так? Он же ещё не старый! Да и с чего, что же произошло?
Я заметался по лечебницам. Диагнозы ставили, везде, правда разные; анализы показали даже не одну болячку, а сразу несколько инфекций, да ещё экзотических, некоторыми и собаки-то не болеют. Такое впечатление, что у него просто не было иммунитета. С инфекциями мы справились лошадиными дозами разных антибиотиков, но сердце не восстановилось. Водянка душила бедного пса. Откачивали из живота жидкость, на несколько дней ему становилось легче - но затем она набиралась снова, и так происходило всё чаще и чаще.
Моджахед ходил медленно, с остановками. По лестнице идти не мог совсем, а тут ещё, как на грех, в доме ремонтировали лифт - и два-три раза в день приходилось выносить его на руках, как ребенка.
Я сажал его на траву во дворе, за гаражами - и он сидел, шевеля ноздрями. Был конец июля, и волны жаркого воздуха приносили ароматы цветущего разнотравья. Кто знает, что он чувствовал, кроме цветов - у собак обоняние в миллионы раз чувствительнее нашего. Он мог сидеть так часами, наслаждаясь миром, который ему предстояло вскоре навсегда покинуть.
Три месяца истекали, приближался роковой срок. Мы записались на приём к очередному врачу - собачьему кардиологу. Принимала она не каждый день, и нам надо было дожить до следующего понедельника.
В выходные мы ездили на дачу. Охотничьи собаки не могут усидеть на участке, они всегда просятся на дальнюю прогулку, и мы с Моджахедом прошли немало сотен километров по округе, но в последние месяцы прогулок не было, ему и на крыльцо подняться-то было нелегко. Но на этот раз он тихим шагом подошёл к калитке и встал около, повесив голову. Ну что ж, пойдём гулять.
Всё так же, тихо, но целенаправленно он поплелся к нашему полю.
Неужели Маджик надеется дойти до леса? До него ведь с километр, ну куда ему. Я небыстро иду за ним, готовясь подхватить его на руки. Но я никак не ожидал того, что увидел.
Уткнув нос в землю, он дошёл до невидимого перекрестка - того места, где коростель переходил нашу тропку, направляясь на свою "эстраду". Затем он повернул налево и прошел немного, видимо, по следу, поразбирался в невысокой траве, но недолго. Поднял голову и двинулся дальше, ещё несколько чуть ускоренных шагов - и впереди Маджика из травы вылетела бурая птица. Летит небыстро, ноги свисают. Да, это коростель. Так вот он каков, мой старый знакомый.
Чистая, красивая работа по коростелю, на пятёрку.
Моджахед стоит, часто и тяжело дыша, и смотрит на меня, а я смотрю на него. Он молчит, молчу и я - а что я могу сказать? Беру его на руки и несу домой, он, повернув голову, смотрит вперёд.
Когда мы едем домой, он сидит на полу машины, уткнувшись лбом в сиденье и обхватив лапами голову. Так ему немного легче дышать.
Врач - приятная, красивая женщина, с редким русским именем, внимательно смотрит на экранчик ультразвукового локатора. "Видите - сердечная сумка наполнена жидкостью". Действительно, видно сердце, и оно бьётся как золотая рыбка в круглом аквариуме. Что же делать?
"такое бывает у крупных собак, если жидкость удалить, то иногда наступает ремиссия. У вас, конечно, вряд ли такой случай: Но давайте попробуем?".
Конечно, давайте.
Пёс послушно стоит на столе, я с ужасом смотрю, как длинная толстая игла входит снизу ему в грудь, и таз наполняется тёмной кровью. "Спокойный он у вас, с другой собакой у меня этот тазик был бы сейчас на голове" - шутит врач. Это да, Моджахед спокоен и терпелив.
Я заношу его домой и опускаю на пол. Он падает на свой коврик. Выглядит он как сдутая надувная игрушка. Скелет, обтянутый шкурой.
Вечером на всякий случай подставляю ему под нос его миску с нарезанным сырым мясом. Пёс с трудом встаёт - и вдруг начинает жадно глотать, впервые за последние месяцы.
Авиценна писал ещё тысячу лет назад, что если у пациента есть аппетит, то ещё ничего не потеряно. Не помню, много ли было у меня в жизни более счастливых моментов, чем этот - когда пес облизывал пустую миску.
В следующие дни он ел, спал и гулял, всё больше и больше. К концу недели он уже носился по лестнице и вокруг дома как молодой, а в машине сидел на своем месте, то смотря вперед, то высовываясь из окна, хватая пастью набегающий воздух. И вот мы опять идем по дорожке через поле, к дальнему лесу.
Нет, второго чуда не произошло: Маджик пересек коростелиную тропу даже не задержавшись. Если бы не прошлое воскресенье, я так бы и продолжал думать, что у него нет чутья, что он просто не чует птичьего запаха и ничего про птицу не знает. Да, немного же я знаю про своего друга, с которым прожил рядом почти десять лет!
Он снова потерял всякий интерес к бесполезным птичкам и бежал на настоящую охоту, искать настоящую добычу.
Я не расстроился. У меня в кармане была путевка в Переславское хозяйство, на открытие по утке, и я почему-то был уверен, что у нас впереди много месяцев, может быть даже лет. Откуда у меня была такая уверенность, непонятно, но она оправдалась.
Много лет прошло с тех пор, давно нет со мной моего Моджахеда. Не самый лучший это был мой пёс, но вспоминаю его не реже, чем остальных. Хватит ли у меня страсти так же выйти на последнюю охоту, как вышел он?
